Болезнь и чудо
«Рак» — один из самых страшных диагнозов, тех, что боишься произнести вслух, звучащих, как приговор.
Даже опытный врач сообщает его, внутренне готовясь и продумывая, как.
Если вы начали читать статью, начинающуюся со слова «рак», — вы смелый человек.
Потому что большинство из нас отложит это чтение, закроет журнал, оставит на потом, предпочтет отвлечься и забыть.
«Рак» — один из самых страшных диагнозов, тех, что боишься произнести вслух, звучащих, как приговор.
Даже опытный врач сообщает его, внутренне готовясь и продумывая, как. Если вы начали читать статью, начинающуюся со слова «рак», — вы смелый человек. Потому что большинство из нас отложит это чтение, закроет журнал, оставит на потом, предпочтет отвлечься и забыть.
С другой стороны, если 10–20 лет назад онкологические заболевания были чем-то практически неизлечимым и даже и говорить о них было не принято, — сейчас ситуация изменилась.
Слово «рак», словно свист пули во время войны, слышится то тут, то там, «свистит» всё ближе, задевая самых родных, любимых.
Но и санитаров, выносящих с поля боя поверженных этими пулями, всё больше.
И всё оперативнее начинают оказывать помощь «раненым» прекрасные врачи-профессионалы.
Сегодня, когда умирают от гриппа, а пациентов, выписавшихся из онкодиспансеров с положительным прогнозом, всё больше, рак становится почти обыденным.
На самом деле рак — это просто болезнь. Одна из болезней. И её лечат. Да, она может стать смертным приговором, несчастьем и горем.
А может стать дверью, открывающейся в новый мир, прозрением, обнажающим новые, доселе неведомые прекрасные смыслы.
Может стать проклятьем всей семьи, поводом для отчаяния и самоубийства.
А может — толчком, дающим новую скорость в жизни и новый этап.
Всё зависит от нашего разумения — от того, как мы воспринимаем эту болезнь. «Любящим Бога всё содействует ко благу» (Рим. 8, 28).
Для тех, кто любит Господа, всё закончится хорошо — причем не поверхностным, видимым «хорошо», а глубинным, истинным.
Но только нам следует научиться видеть нашу жизнь, как Господь: глубже, иначе.
«А мы имеем ум Христов», — говорит апостол Павел (1 Кор. 2, 16). Если обретем ум Христов, то многое встанет на свои места.
Всё это понятно, правильно и возвышенно.
Легко рассуждать на словах, легко нажимать на компьютере буковки и следить за их появлением на экране, а потом на бумаге.
Сложнее и страшнее это — прожить.
***
Мне казалось, я была уже такой крепкой православной христианкой, так твердо верила в загробную лучшую жизнь.
Но известие, что у папы онкология и помочь ему уже нельзя, пришло будто из другой реальности. Да, были горы прочитанных книг, светлые слезы при щемящих словах панихид, при отпевании других, менее близких мне людей.
Была вера, что там, в горнем прекрасном мире, нас ждут усопшие близкие, бабушки и дедушки.
Всё это оказалось совершенно по ту сторону известия: у папы рак и он от него умрет.
У папы? У моего папки? Который брал меня рано утром за грибами… так трудно было вставать, просто невозможно, но радость побыть с ним всё-таки брала верх.
Который учил меня плавать, говоря: «Анька, ну вот так, смотри, выдыхай в воду! Давай сейчас попробуй 10 гребков в глубину и 10 гребков обратно, ко мне». Ко мне! И стоял, такой большой, сильный, с характерной своей ободряющей улыбочкой…
Это целая вселенная — мой папа, не хватит книги, чтобы описать то, что проникает при этом слове в сердце, душу, ум, каким громадным заполняет теплом, выливающимся через глаза… даже сейчас, когда пишу.
В это не хотелось, просто невозможно было поверить.
И мы не поверили.
Вместо того чтобы просто быть с ним, готовясь к Переходу, вспоминая и философствуя, разговаривая обо всем и радуясь отсрочке, — мы суетились, пробовали всё новые и новые средства, врачей нетрадиционной медицины, биодобавки за бешеные деньги (вот ведь кто-то наживается на таких дурачках, Бог им судья).
И просто делали вид, что ничего не происходит. Надеялись на чудо.
А чудо было — и даже тогда мы уже его распознали. Папа крестился.
Он был глубоко советским человеком: коммунистом, причем не идейным, а «ради должности», так было тогда принято. Какое-то время читал курс по научному атеизму на своем производстве.
У нас дома стояло «Забавное Евангелие» Лео Таксиля, и кто-то из семьи периодически со смехом его зачитывал.
В 1990-е годы папа, как человек прогрессивный, заинтересовался экстрасенсорными возможностями. Он окончил курс и получил сертификат экстрасенса. Картинка уже из юности: папа сидит на кухне, держит в руках биолокационный маятник и задает ему вопросы, а маятник, раскачиваясь в определенном направлении, «отвечает» папе «да» или «нет».
Из-за этого самого маятника, когда папа жил у нас дома, потому что нетрадиционный доктор, у которого мы пытались лечиться, принимал неподалеку, я решила, что надо освятить квартиру. Потому что мало ли он каких духов сюда напризывает, думала я. И вообще, как-то совсем неправославно.
«Да оставьте вы папу в покое, — мягко сказал священник (к которому я, первому попавшемуся в ближайшем храме, подошла с просьбой об освящении). — Пусть он пока с этим маятником, раз ему так привычнее. Не ругайте его, потом сам перестанет».
Священник освятил квартиру и проговорил с папой два часа.
А потом еще и еще, много раз. «Спасибо, — удивлялась я, — сколько вы времени уделяете ему!» «Это ему спасибо, нечасто с таким умным человеком выдается поговорить», — был ответ.
«Православие и католицизм», «Жизнь после смерти», «Ислам и христианство», «Наука и религия» — все книги, которые до сих пор стоят у меня на полке, были куплены для папы, чтобы отвечать на его бесконечные вопросы. Об этом и были их затяжные разговоры.
Господь подарил папе веру.
Этот совершенно несентиментальный человек, совсем не склонный к душевным порывам… я думала, что он даже если и крестится, никогда не сможет поцеловать икону, исполнить какие-то другие традиционные церковные жесты.
И я видела, как он вставал на колени перед образом Покрова Пресвятой Богородицы в Иоанновском монастыре, и воспоминание об этом до сих пор переворачивает всю мою душу.
Папа умер, и другой священник, из церкви возле родительского дома в другом городе, — хотя я специально звонила и просила, — не пошел на отпевание в дом. «Отпоем заочно», — ответил он.
Но самым лучшим отпеванием стал прочитанный мною канон над гробом, в отчем доме, с пожилыми женщинами и мужчинами, неверующими и некрещеными, которые стояли и плакали: «Темже молим Тя, Милостиве: преставленного покой, яко Благ, во дворех святых Твоих, яко Един Всеблагий и Милосердый».
Во дворех святых…
На следующий день после похорон нам позвонили из местной поликлиники с просьбой сдать оставшиеся наркотики для обезболивания. «А у нас не было, — ответила мама. — У него не было сильных болей». Ей не поверили. При этом онкологическом заболевании и в такой стадии, что было у папы, у пациентов сильнейшие боли. «А у него нет».
И это было еще одним чудом.
Чего же хотел Господь?
«Зачем, Господи, Ты дал мне это?» Не «почему» претензий или оскорблений, но смиренный поиск ответа: «Господи, помоги мне понять.
Что Ты хочешь, чтобы я понял, Господи, в результате этого события?
Научи меня. Я готов, я хочу познать Твои тайны. Может быть, я пойму, что в жизни происходит нечто непредвиденное?
Может быть, я осознаю неопределенность будущего?
Может, мне стоит проживать каждый свой день, как последний, чтобы делать всё максимально хорошо и радоваться каждому человеку, как если бы я видел его в последний раз, и смотреть на него со всей сердечной радостью, любовью, заботой?
Чему Ты хочешь научить меня в несчастии, которое произошло в моей жизни?»
Архимандрит Андрей (Конанос)
Журнал:»Вода живая» № 10 (октябрь) 2017Страницы: 4-5Автор: Анна Ершова