“Ну, а что ты хотела? К этому все шло!” Как священники встречают человека в состоянии горя? Протоиерей Андрей Лоргус объяснил, почему духовенство не готово ко встрече с горем.
- “Батюшка строгий сказал, что жизнь на земле – это ад”
- “Священник увидел меня в черном платке, и у него потекли слезы”
- Священник реагирует на горе, как умеет
- Протоиерей Андрей Лоргус, психолог, ректор Института христианской психологии
- Горе, как радость, счастье – равноправная, законная часть нашей жизни. Жизни без горя быть не может, как не может быть жизни без счастья. Относиться к горю необходимо ровно с таким же уважением, с каким нужно относиться к счастью, покаянию и молитве.
- Нужно учить всех основам консультирования и основам сопровождения эмоций и горя. Это не искусство даже, а ремесло. Искусство – это когда твои слова идут от души.
“Батюшка строгий сказал, что жизнь на земле – это ад”
К сожалению, не всегда читатели “Правмира” встречали ту поддержку в церкви, которую ожидали. Многие в социальных сетях жаловались на обесценивание своих чувств. «Мне священник сказал о смерти моего отца: “Ну а ты что хотела, к этому все шло”. Я такой шок испытала. Больше я не обращаюсь к священникам в горе» – пишет Татьяна Пушкарева.
Похожий рассказ у Дмитрия Соколова. Он впервые пришел в церковь, когда его мама лечилась от онкологического заболевания. «Встретился мне тогда “священник” и на мой рассказ в трех предложениях о болезни мамы и вопрос, что мне делать, ответил “раньше надо было думать об этом”, развернулся и пошел по своим делам. Страшно было от этих слов…»
Некоторые жаловались, что реакция священников оттолкнула от церкви. «Маме моей с этим пришлось столкнуться. Ее сходу стали смирять. Не посочувствовали, а у ее дочери, моей старшей сестры, предстояла операция по удалению опухоли мозга. Позже эта встреча была контраргументом по вопросу о жизни церкви», – рассказала Мария Леонова.
Иногда обращение в церковь не только не приносило облегчения, а еще больше усиливало горе человека. Ксения Халямина рассказала, как негативно на нее повлияла беседа со священником. «Батюшка строгий сказал, что жизнь на земле – это ад. Сказал, чтобы оглянулась и посмотрела, что все, все, все постоянно страдают и нет ни у кого счастья. А чтобы попасть в рай, надо следовать канонам и постоянно каяться».
Батюшка дал прихожанке книжку про мытарства Федоры, которая только усилила ее переживания. «Будучи занятой горем своим, видимо мозг в отдельности для себя сделал вывод: на земле ад, а в рай мне точно не попасть. Через год обнаружила в себе полную апатию к жизни. Этот вывод стал разрушительным очагом», – рассказывает Ксения.
Для человека в горе разрушительным могло быть даже простое равнодушие. «Было однажды, сидела во дворе собора после праздничной Литургии, раздетая в мороз, и ревела, а мимо проходили прихожане, группы священников – ни один не подошел и не спросил, что у меня стряслось. Потом в храме несколько раз рыдала, тоже всем всё равно» – пишет Лидия Кондырева.
“Священник увидел меня в черном платке, и у него потекли слезы”
Но большинство все же получили утешение и поддержку. Иногда облегчение наступало просто от присутствия в церкви. Наталья Ануфриева рассказала, как она смогла пережить смерть мамы и бабушки.
«Их отпевали в храме. Служил там отец Сергей, и у него была особенность – голос как будто сорванный, с хрипотцой и писклявыми нотами.Так вот, когда меня привезли на отпевание, я еле шла, в груди стоял лед. Не было слез, голоса, эмоций – ничего не было. Только страшная пустота и горе.
И отец начал читать молитву. Меня накрыло волной такой теплоты, благодати и покоя, что еле устояла на ногах. Я проводила бабулю в последний путь, понимая, что ей хорошо. Потом я ходила в храм к отцу Сергею и на исповедь и просто так, постоять с ним и поговорить. И опять накрывала волна тепла и покоя! Когда умерла мама, он снова отпевал в храме, и это помогло мне пережить ее смерть и не свихнуться от горя».
Похожая ситуация была у Елены Назаровой.
«Никогда не забуду. Приходил священник причащать мою маму перед смертью. Через какое-то время, когда мама уже умерла, я была в храме. священники вышли на полиелей, и тот, который приходил к маме, посмотрел на меня. Увидел, что я в черном платке, понял, что мамы уже нет. И я увидела, что у него по щекам потекли слезы. Он мою боль почувствовал, как свою, и никаких слов утешения не надо было».
Ирина Нестерова рассказала, как простой разговор помог ей пережить горе.
«Батюшка нес через церковный двор трехлитровую банку молока. Видимо мой жуткий вид испугал его. Окликнул. Открыл банку и молча протянул. Не думая ни о чем, жадно попила.
Обнял за плечи, сели на ступеньки, грязные были они, но батюшка сел со мной. Помолчали. Потом неспешно издалека начал разговаривать.
Утешил настолько, что домой пришла воодушевленная. Велел приходить каждый день и после службы докладывать, как дела. На четвертый день боль ушла почти совсем».
Для некоторых именно с потрясений в жизни началась жизнь в церкви. «И я в 2002 пришла с горем и обрела и Бога, и Церковь», – рассказывает Надежда Задунайская. «Иногда, действительно, переправляя горюющего человека к батюшке и невольно слыша, что он говорит человеку, очень хочется батюшку куда-нибудь “срочно позвать”, но не имею права. Но в основном, да, приходите на девятый и сороковой день, записываем время панихиды, рассказываем, как причаститься на сороковой, как поминать и прочее, наливаем святой воды, корвалол, если нужно и т.д».
Похожая история случилась с Натальей Барсуковой.
«Тоже в храм пошла – выплакалась, вырыдалась на улице (в храм не заходила), а потом через некоторое время и воцерковилась”. “Когда у знакомой моей муж погиб прямо у нее на глазах, а она в это время на пятом месяце беременности была, и мозги его от асфальта своими пальцами отскребать пыталась, повела ее к батюшке, т.к. она жить не могла. Пятнадцать минут поговорил он с ней и у нее глаза засветились. Вышла из храма и говорит: “А я цветы вижу!” И улыбается! Так что раз на раз не приходится».
Священник реагирует на горе, как умеет
Протоиерей Андрей Лоргус, психолог, ректор Института христианской психологии
-Как должна происходить встреча горюющего и священника?
– Я не знаю как должно происходить. Но происходит по-разному. Все зависит от того, что спрашивают у священника. Нередко приходящие люди спрашивают прагматические вещи: как отпеть, как помолиться, как свечку поставить об умирающем или болящем?
Но когда человек приходит в остром горе, то он ничего не спрашивает. Возникает открытая ситуация: священник смотрит на горюющего, скорбящего, рыдающего, лежащего перед ним человека, но сам при этом находится в недоумении. Очевидно, что человеку требуется утешение, разговор, реакция, но этому разговору сам священник не обучен и бывает не готов.
Увы, у нас нет школы эмоционального сопровождения. Этому немного обучают кризисных психологов, работающих в МЧС на катастрофах или психологов, сопровождающих семьи, находящиеся в кризисных ситуациях. Но специалистов, которые умеют сопровождать эмоциональные состояния, в реальности практически нет. Священники здесь не исключение, а норма. Давайте признаемся, что у нас нет культуры обучения этому.
В результате имеем человека, который, как умеет, реагирует на эмоцию другого. При этом значение играет и обыденный смысл, и существующие в народе традиции. Доминирующей является традиция советского прошлого – эмоциональная холодность.
Главное достоинство советского человека какое? Правильно, выдержанно, хладнокровно и даже равнодушно встречать любые события. Этому противопоставлены реликты народных традиций переживания горя, которые довольно сложно преломляются в современной культуре. Например, «не плачь, плакать грех». Священникам самим приходится часто бороться с этим бытующим у церковного народа представлением.
Но тезис «плакать грех» – это же ложь. Библия пронизана слезами. И не только слезами главных героев, но и слезами, как нравственной интенцией. Вспомните евангельские слова: «мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали» (Мф: 11:17). Библейское предание говорит нам о конструктивном выражении горя.
Горе, как радость, счастье – равноправная, законная часть нашей жизни. Жизни без горя быть не может, как не может быть жизни без счастья. Относиться к горю необходимо ровно с таким же уважением, с каким нужно относиться к счастью, покаянию и молитве.
–Так с чего начинать?
– С того, чтобы горе уважалось, а не обесценивалось. Что часто мы слышим от священников, старушек и тех, кто считает себя церковными людьми? «А не надо плакать, душа усопшего уже у Господа» ,«Так надо, в этом то весь смысл», «На все воля Божия»… Это усугубление боли.
Ровно такой же формой деструктивного утешения является обесценивание: «Это не горе, это ерунда». Или утешение, например, в форме самоутверждения: «Посмотри только, насколько у других хуже и тебе станет легче». Но это эгоистическая форма утверждения, которая предлагает самоутвердиться злорадствуя о несчастья другого. Все это деструктивные формы утешения.
Самое важное, что мы должны делать – уважать горюющего и его чувства. Понимаете, чувства не бывают обманчивы. Это помыслы могут быть ложными, а чувства – это объективная реальность человека. Уважение к горю, страданию и боли человека должно быть безусловным в нас.
–Что делать, когда священник сталкивается с горем?
–Нужно уметь выслушивать горе и сочувствовать в этот момент человеку. Или знать как это можно организовать. Все, что потом – это более высокое искусство.
– Если люди жалуются, что столкнулись в церкви с негативом, холодностью, отторжение и обесцениванием их чувств, значит им просто не повезло?
– Скорее это значит, что они столкнулись с непрофессиональными людьми. Теми, кого не научили сопровождению эмоций. Тем, кто сам отказался или поленился обучаться этому. Мало этого. Сам священник может оказаться человеком в эмоциональном ступоре. Это может быть как формой невроза, когда человек собственные чувств не знает, вытесняет и подавляет. Или эмоциональной бесчувственностью, которая стала следствием травмы, жестокого обращения в юности, еще чего-нибудь. По сути – это профнепригодность.
– Что делать с этой профнепригодностью?
– Только учить. Само по себе ничего не бывает и не проходит.
Нужно учить всех основам консультирования и основам сопровождения эмоций и горя. Это не искусство даже, а ремесло. Искусство – это когда твои слова идут от души.
Но если человек от души не чувствует ничего, то его, как минимум, можно обучить элементарным правилам отношения к эмоциональным состояниям. Другое дело, захочет ли он. Но это уже ответственность самого человека.
–Когда люди говорят о неприятных чувствах, которые они пережили в храме, для нас это маркер того, что не все еще хорошо в нашей Церкви?
– Не только. Это может значить, что люди чаще приходят в церковь за утешением от боли, утешением горя, а не к Господу. Церковь воспринимается людьми как социальный институт человеческой помощи. И это другая сторона этой же проблемы. Как священник могу сказать, что редко люди приходят в церковь поделиться с Богом счастьем, куда охотнее они делятся горем и страданиями. Но так устроен человек.
– Есть вещи, которые вас радуют? Наблюдаете ли вы какие-то перемены в контексте психологической помощи прихожанам?
– Конечно. Во-первых, новое поколение церковных людей, люди среднего возраста –грамотные и просвещенные. Они не наследники тех самых бабок 60-70 годов, которые одна моя арбатская знакомая метко назвала «змеевидные старушки», потому что они шипят и свечки отнимают.
Сейчас в Церковь пришло поколение тех, кто способен слушать, понимать, даже более здоровые в психическом смысле и на них основная надежда. Они хотят учиться и учатся жадно, хватая все слету. Они умеют проявлять милосердие, понимание и внимание. Они могут обладать сочувствием.
Появилось поколение молодых священников, которые серьезно учатся: одни – коучингу, другие – обучаются на психологических курсах. Кто-то проходит разовые семинары или длительные курсы, обучаясь разным элементам общения и вообще искусству отношений. Священство меняется.
– Значит ли это, что через несколько лет люди перестанут жаловаться на то, что батюшка обидел?
-Нет. Жаловаться будут всегда. Жалобщики – это особый класс религиозного невроза. Это люди, которые приходят в Церковь только для того, чтобы получить свою дозу эмоций. Их всегда что-то будет не устраивать: поп не тот, машина дорогая, слишком толстый, слишком бледный, слишком молодой, совсем старый, совсем равнодушный, слишком внимательный. Кто-нибудь этих людей всегда будет нервировать. Религиозный невроз обладает таким свойством – ненасыщаемость. И такие будут всегда, потому что Церковь воспринимается как социальный приют или поликлиника.