Слева направо: Игорь Мальцев, иеромонах Иоанн (Вендланд), епископ Гурий (Егоров), иподиакон Александр Хархаров, Ташкент 1947
Эти воспоминания о своем друге митрополите Иоанне (Вендланде) будущий архиепископ Ярославский и Ростовский Михей, а тогда архимандрит Ярославской епархии, написал вскоре после кончины Владыки. Митрополит Иоанн умер 25 марта 1989 года, а воспоминания отца Михея датируются апрелем 1989 года. Почти 60 лет они были друзьями, духовными сыновьями митрополита Гурия (Егорова). И в настоящее время покоятся рядом: похоронены в ограде Федоровского собора в городе Ярославле.
Ярославль, собрание благочинных
Свои записи архимандрит Михей назвал «Некоторые воспоминания о владыке Иоанне». Он действительно не претендует на полноту изложения. Тем не менее, воспоминания представляют большой интерес в первую очередь потому, что их автор очень хорошо знал митрополита Иоанна. На протяжении всей жизни они были связаны узами дружбы и братской любви.
26 ноября день Ангела митрополита Ионна (Вендланда). В монашестве он получил имя в честь святителя Иоанна Златоустого. Уверены, что читатели сайта Переславской епархии с интересом прочтут воспоминания о нем его друга, архиепископа Михея (Хархарова).
С покойным Владыкой Иоанном я был близко знаком в течении 58 лет.
В моей памяти живо представляется юноша (тогда ему было 22 – 23 года). Инженер-геолог ежедневно посещавший киновийский храм в Ленинграде, где он за псаломщика, часто совершенно один на клиросе, пел и читал во время службы.
До революции Киновия была маленьким общежительным монастырьком, основанным при даче петербургских митрополитов для монахов Александро-Невской Лавры. Там обитали монахи, ищущие более строгого иноческого жития и подвигов, чем в Лавре. Туда же посылали на исправление провинившуюся братию. В 20-е годы 20 века это был уже приходской храм при кладбище. Из прежних насельников там оставался один очень старый и больной иеромонах Иоасаф. Он уже не мог ходить в храм. Служил там архимандрит Гурий (Егоров), который привлек многих интеллигентных верующих людей, бывших членов братства Александро-Невского, а также бывших слушателей Богословско – пастырских курсов, заведующим которых он был.
После отъезда отца Гурия (не по своей воле) в далекие места, в киновию были назначены два белых священника, которые ежедневно совершали службу.
Вместе с сестрой Елизаветой Николаевной туда стал ездить и Константин Вендланд. Накануне воскресных и праздничных дней, а также в праздники, в киновийском храме собирались многие почитатели отца Гурия.
Организовывался большой хор. Служба совершалась строго по уставу без малейших пропусков. Как говорил мне мой первый духовник протоиерей отец Николай Гронский, из-за которого я стал посещать этот храм и прислуживать в нем еще отроком, « у нас совершается служба от стражи утренния до нощи». Однако в храме штатного псаломщика не было, и на буднях некому было петь и читать. Приход был крайне бедным. В то время это была глухая окраина Ленинграда, да и добраться было сложно. И вот юный Константин взял на себя труд безвозмездно ежедневно посещать, петь и читать в этом храме.
Ему нужно было ехать через весь город на трамвае, затем переплывать Неву на пароходике на другой берег. Необходимо было поспеть ко времени, и прийти раньше священника. Ни разу не было такого случая, чтобы Константин Николаевич не пришел или запоздал. Он шел на колокольню, звонил, затем читал часы и один на клиросе пел Божественную Литургию. Редко когда кто–нибудь еще приходил на клирос в будние дни. Затем он возвращался через Неву и на трамвае ехал через весь город.
Приезжала и Лиза Вендланд, сестра митрополита Иоанна. По окончании института ее посылали на три года в Архангельскую область в глухую больницу врачом. Вернувшись в Ленинград, она стала опять посещать Киновию, вот тогда-то я ее и узнал. Она была очень добрая, даже на меня, тогда еще мальчика, обратила внимание.
На обратном пути она отдавала мне свой завтрак (или специально для меня припасенный). Чаще всего бутерброд с повидлом. Теперь это для нас мелочь, ничтожность, а в те времена — много значило. Я стеснялся, но она умела так просто подойти, что в конечном итоге, переезжая на пароходике Неву на другой берег, съедал этот хлеб с повидлом, может быть, лишая ее приготовленного для себя завтрака.
В те трудные годы у верующей интеллигенции был большой духовный подъем, энтузиазм, горение духа. Люди многие каждый день шли в храм к ранней обедне, затем по дороге где-нибудь в парадной или в подворотне съедали наспех бутерброд или кусок булки (на улице считалось есть неприлично) и шли на гражданскую работу. Вечером с работы спешили домой, и опять в церковь. То в одну, то в другую. В Ленинграде в разные дни в разных храмах были чтения акафистов с общенародным пением.
Любовь к храму у Константина Николаевича проявилась с отроческих лет. Жили они недалеко от Никольского Собора и Русско- эстонской Церкви, и Костя вместе с сестрами посещали и тот и другой храмы.
Сестры его пели в хоре. Регентом – псаломщиком в то время в Никольском Соборе был известный впоследствии профессор Николай Дмитриевич Успенский
В юные годы в отношении религиозной настроенности оказал большое влияние на будущего Владыку Иоанна настоятель Русско –эстонской церкви протоиерей Александр Пакляр, прекрасный проповедник и духовник. Костя и его сестры очень любили и почитали и всегда с большой теплотой вспоминали его.
Константин Николаевич, за его труды в Киновийском храме, по просьбе и ходатайству старосты, епископ Лужский Амвросий (Либин) викарий Ленинградского митрополита, посвятил во чтеца.
В 1933 году освободился из лагеря архимандрит Гурий; т.к. ему нельзя было вернуться в Ленинград, то он поехал в далекий Бийск, тогда еще маленький городок. Константин Николаевич поехал вместе с ним, чтобы быть под его руководством. Он желал монашества. На его скромную зарплату они вдвоем и жили. Затем, по рекомендации профессора Николаева, Константин Николаевич был приглашен в Ташкент и получил место в Ташкентском индустриальном институте и в университете. Дали ему большую комнату на Широкой улице, где они и жили с о.Гурием. Затем к ним приехала сестра Мария (инокиня Мария Карловна Шмидт, дочь бывшего генерал – губернатора Кишеневского), знавшая о.Гурия по Ленинграду. Когда несколько улучшилось их материальное положение, они купили небольшой частный дом (узбекскую кибитку) в старой части города на Мерганче (ул.5 декабря).
К тому времени приехали в Ташкент: сестра Константина Николаевича Елизавета Николаевна, мать Серафима (Яковлева), мать Сергия (Заспелова), Мария Степановна Маракушина и Александра Сергеевна Борисова.
В подполье дома о.Гурий устроил малую домашнюю церковь, где совершалась служба. Впоследствии сделали пристройку к дому и там оборудовали церковь. На такое тайное служение в «катакомбных» условиях. о. Гурий испросил благословение у правящего Ташкентской епархией митрополита Арсения (одного из бывших кандидатов на Патриарший престол на Соборе 1917-18 гг.). В 1934 году архимандрит Гурий постриг в монашество Константина Николаевича, который получил имя Иоанн в честь святителя Иоанна Златоустого. Постриг совершался в домашних условиях, в домашней церкви.
О. Гурий предложил ему принять священнический сан. С этой целью он направил о. Иоанна с письмом к своему товарищу и сотруднику по Александро – Невскому братству Иннокентию (Тихонову), который тогда был архиепископом Старорусским. В домашней крестовой Церкви архиепископ Иннокентий совершил диаконскую, а затем священническую хиротонию и о. Иоанн стал иеромонахом.
В Ташкенте, до гражданской службы, ежедневно совершалось им монашеское правило, а в воскресные и праздничные дни – совершалась Божественная Литургия (первое время в подпольной церкви, а затем в пристройке).
Затем о. Иоанн и другие шли на работу. Он читал лекции, а также работал в Геологическом Управлении, где вел обработку материалов геологических экспедиций. Ежегодно, в течение 18-ти лет о. Иоанн уезжал в летний период в геологические экспедиции и был большим знатоком гор Средней Азии. В этот период под руководством о. Гурия, он прошел академический курс богословских наук самообразованием.
(В 1956 году он окончил по заочному сектору Ленинградскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия).
В 1936 году в Ташкенте была паспортизация. Ходили слухи, что ранее судимых будут высылать из Ташкента. В связи с этим, о.Гурию и другим, кто не получил еще реабилитации, пришлось уехать. В пяти километрах от Ферганы, в кишлаке Беш – Бала купили домик с участком, в котором поселились о. Гурий, мать Серафима и сестра о. Иоанна – Елизавета Николоаевна (к тому времени инокиня, а в последствии монахиня Евфросиния). Недалеко купили домик Ольга Осиповна (монахиня Макария) с Зинаидой Петровной и сестрой Клавдией. Отдельно купили домик Вера Николаевна Киселева (инокиня) с матушкой Анастасией.
Там же, недалеко, жили иеродиакон Афонского подворья Софроний и схимонахиня Михаила. О.Иоанн остался в Ташкенте и вместе с ним остались вести хозяйство и службы монахиня Сергия (Заспелова), Мария Степановна Маракушина (монахиня Александра) и Александра Сергеевна Борисова. Часто посещала сестра Мария (Мария Карловна Шмидт). Вторая сестра о.Иоанна – Евгения Николаевна (инокиня Евгения) вместе с матерью – Ниной Петровной – также поселились в Фергане, в городе, и жили отдельно.
В 1939 году о. Иоанн был в командировке в Ленинграде и там, в Никольском Соборе повстречался со мною, тогда еще юношей, и рассказал, как они живут под руководством о. Гурия, и молятся в Ташкенте и Фергане. О.Гурия в то время я знал только понаслышке от певчих Киновии. В то время меня еще не пригласили к ним, но приехав в Ташкент, о. Иоанн рассказал о. Гурию обо мне, что знает меня еще мальчиком по Киновии и порекомендовал познакомиться со мной и пригласить меня к ним жить.
Когда о. Гурий приехал в Ленинград, то состоялось наше знакомство. Он предложил побывать у него в Фергане, а затем и совсем переехать. Я с 9-ти лет прислуживал в храме; сначала в Преображенском Соборе, где познакомился с о. Николаем Гронским (дядей Антония Порфировича Прилежаева), и когда его перевели настоятелем в Киновийский храм, я стал ездить туда.
У меня с юных лет было тайное желание стать священником и монахом. В то время никаких духовных школ не было, монастыри все были закрыты. И вот я решился оставить мать и сестер и уехал к о. Гурию. У меня было неполное среднее образование: не закончив 10-ый класс, я пошел работать и три года проработал счетным работником. Первое мое послушание от о.Гурия было – закончить 10-ый класс. Я поступил в середине года в 10-ый класс и закончил его довольно успешно. В это время о. Гурий, мать Серафима, мать Ефросиния и я жили на зарплату матушки Евфросинии, которая работала врачом на полторы ставки. Материально поддерживал нас о. Иоанн. Жили мы очень скромно, однако и не замечали этого.
Каждый день, рано утром совершалась церковная служба и вычитывалось монашеское правило. После скромного завтрака шли на работу, а я в школу. После работы, вечером, опять вечернее богослужение и вечернее правило. Службы совершались вполголоса, т. к летом было очень жарко и душно, приходилось открывать окна и двери, поэтому чтец читал приглушенным голосом. Служба совершалась без сокращений, полностью, и так было ежедневно.
О. Гурий очень любил цветы, и у него было посажено в саду несколько сортов роз. Все принимали участие в работе в саду. Еще о. Гурий любил столярничать. Мы все спали на топчанах, сделанных руками о. Гурия. Делал он и лари, и письменные столы, и табуретки, и прочее. Любил о. Гурий заниматься строительством и своими руками сделал хорошую пристройку к дому, в две комнаты, для матушки Серафимы и матушки Евфросинии. Сделал келью и для меня — в сарае у Веры Николаевны.
Еще любил о. Гурий устраивать прогулки в горы (в Кизил-Кия, в Шахимардан и в другие места).
В 1941-ом году я окончил десятилетку, и мне предстояло сделать выбор: куда поступить учиться дальше. В Фергане в то время было одно высшее учебное заведение – педагогический институт. О. Гурий предложил или поступить в педагогический институт и жить с ним, или поступить в медицинский институт в Ташкенте и жить с о. Иоанном. У меня не было никакого желания быть педагогом, я мечтал быть священником, но поскольку невозможно было учиться на священника, т.к. тогда не было ни одной семинарии, то хотелось получить наиболее близкую к священству (как мне тогда казалось) специальность, стать врачом. О. Гурий благословил меня поступить в Ташкентский Медицинский институт, и я переехал жить к о. Иоанну. В институте мне пришлось проучиться один год, а затем меня призвали на службу в Армию (в1942г.).
В начале войны мы жили очень скромно. О. Иоанн, хотя и получал карточку 1-ой категории (800 гр. хлеба) , но все остальные получали иждивенческий карточки(400 гр. хлеба). Запасов продуктов у нас не было. Выручали крапива и конский щавель, которые мы собирали за городом.
В 1946 году о. Гурий, за восемь месяцев до открытия Троице-Сергиевой Лавры, был назначен наместником будущей Лавры и почетным настоятелем Ильинской церкви в Загорске. Мне посчастливилось к моменту открытия Лавры приехать, по приглашению о. Гурия, в Загорск (еще не освободившись из Армии) и принимать участие в открытии Лавры.
После ее открытия, когда стала собираться братия, в числе первых приехал и о. Иоанн. Однако о. Гурий был наместником всего четыре месяца . Святейший Патриарх Алексий первый вызвал архимандрита Гурия и сказал ему: «Вы открыли Лавру, поставили дело на рельсы и теперь Вам новое послушание — быть епископом Ташкентским». Состоялся Священный Синод, На котором было определено: архимандриту Гурию, наместнику Троице –Сергиевой Лавры быть епископом Ташкентским и Средне – Азиатским.
Владыка Гурий взял нас, первых послушников Лавры, Игоря Мальцева и меня, с собой в Ташкент в качестве иподиаконов. О. Иоанн тоже вернулся в Ташкент.
По совету владыки Гурия, о. Иоанн заявил своему геологическому начальству о намерении перейти на церковную работу (для этого нужно было иметь большое мужество!), и его освободили от высоких занимаемых должностей. Таким образом, он легализовал свое положение, как священнослужитель. Владыка Гурий назначил о. Иоанна своим секретарем, а в соборе стал он постоянным проповедником. За каждой праздничной службой о. Иоанн читал канон; причем, чтение его было необыкновенно выразительным, четким. Каждое слово доходило до молящихся. Верующие Ташкента очень полюбили и Владыку Гурия и о. Иоанна. По представлению Владыки Гурия, о. Иоанн был удостоен сана архимандрита.
В то время в ташкентской Епархии стали издавать свой епархиальный журнал: «Информация», который распространялся в машинописных экземплярах. Вышло их всего 13 номеров. Во всех информациях активно участвовал архимандрит Иоанн. В каждом номере непременно печатались его проповеди и другие статьи. О. Иоанн очень не любил и тяготился канцелярской работой, но положение секретаря обязывало заниматься ею. О. Иоанн пересиливал себя и аккуратно вел все секретарские дела. В то время жили в архиерейском доме: сам Владыка, архимандрит Иоанн, я, Игорь Мальцев и монахиня, которая вела хозяйство. Там же была и канцелярия и свечной склад. О. Иоанн занимал очень маленькую комнатку. В ней помещались кровать, маленький письменный стол, стул и полка с книгами. Однако, он никогда не высказывал своего недовольства ни условиями жизни, ни отсутствием удобств.
Владыка Гурий воспитывал нас и в другом отношении. Пользуясь всем необходимым (жилье, питание, одежда), мы не имели личных денег, не получали зарплаты. Мы могли просить деньги на наши нужды у Владыки в любой момент. Он не отказывал на разумные расходы, но мы старались обходиться так. Мне и Игорю было легко переносить такое положение, а о. Иоанну было труднее. Он был очень добрым человеком и легко верил всем, обращающимся к нему за помощью. Многие злоупотребляли его добротой и доверчивостью. Как только появлялись у него какие-нибудь деньги, он их раздавал; моментально находились такие люди, которые рассказывали ему о своих трудностях и нуждах и он тут же отдавал последнее. Такое было у него бескорыстие.
В 1951 году о. Иоанн поступил в Ленинградскую Духовную Академию на заочное отделение, и блестяще окончил ее.
В 1953 году Владыку Гурия перевели из Ташкента в Саратов. Он взял с собой меня, затем приехал в Саратов Игорь и о. Иоанн. Сдав епархиальные дела в Ташкенте, Владыка Гурий назначил его настоятелем Духосошенственского Собора Саратова. Этот период своей жизни будущий Владыка Иоанн вспоминал всегда с теплотой.
Ему нравилось его положение настоятеля; нравился храм, большой, высокий, красивый. Со всеми – и с духовенством, и с исполнительным органом, и с прихожанами – сложились добрые отношения. Прихожане полюбили его. Владыка Гурий назначил его также духовником семинарии. У него сложились очень хорошие отношения, теплые отношения и с преподавателями, и с учащимися семинарии.
В 1957 году архимандрит Иоанн получил назначение ректором Киевской Духовной Семинарии. Там особенно пригодился его большой опыт преподавательской работы в институте. Его уроки были очень живыми и интересными. Он вел Догматическое богословие. И такой предмет он преподносил семинаристам так живо и образно, что легко запоминались и тексты, и сам предмет.
Из Киева его назначили в Дамаск, представителем Московской Патриархии при Блаженнейшем Патриархе Антиохийском и всего Востока. В 1958 году архимандрита Иоанна возвели в сан епископа Подольского. В его хиротонии участвовали: Святейший Патриарх Алексий, митрополит Николай Крутицкий, архиепископ Гурий Днепропетровский и Запорожский, епископ Алексий (Коноплев), епископ Пимен (Балтский) – теперешний Святейший Патриарх. Мне посчастливилось принимать участие в сослужении за этой службой, а также быть на обеде у Святейшего Патриарха Алексия.
Из Дамаска Владыку перевели в Германию – архиепископом Берлинским и Среднеевропейским, Патриаршим Экзархом средней Европы, а в 1960 году – в Америку – митрополитом Нью- Йоркским и Алеутским, Патриаршим Экзархом в Северной и Южной Америке.
После десяти лет пребывания в заграничных командировках, митрополит Иоанн подал прошение Святейшему Патриарху Алексию с просьбой перевести его на одну из кафедр России. Когда скончался архиепископ Ярославский и Ростовский Сергий (Ларин), Священный Синод назначил Митрополита Иоанна на освободившуюся кафедру- Митрополитом Ярославским и Ростовским в 1967 году. служил он 17 лет, до выхода на покой в 1985 году.
Здесь, в Ярославле, он много заботился о том, чтобы не оставались приходы без священников, особенно в глубинке, в бедных приходах, где без священника приход умирал, переставал существовать, его закрывали.
Будучи добрым и доверчивым человеком и движимый желанием заполнить приходы, Много было им рукоположено действительно достойных, прекрасных пастырей, но были и такие, от которых надо было избавляться. Владыка говорил: «Что лучше: оставить приход без священника или назначить не самого достойного?». Ради сохранения прихода, он предпочитал назначать какого–нибудь священника, хотя и с плохой репутацией. «Сохранится приход – священника можно сменить; закроют приход – это уже навсегда» — говорил Владыка.
В 1970 году, по сложившимся обстоятельствам, по моей просьбе, Святейший Патриарх Алексий, после Жировицкого монастыря, где я был наместником, направил меня в распоряжении митрополита Иоанна. Перед этим я виделся с владыкой Иоанном, рассказал ему свое положение и просил у него места в епархии. Владыка обещал место в Соборе, даже обрадовался. Но по тем же сложившимся обстоятельствам, сначала я служил 10 месяцев на приходе в с. Бабурино, а затем в с. Балабаново под Рыбинском. Там мы ежегодно приглашали Владыку для служения. Владыка любил гулять по берегу Волги, собирать трилобитов, купаться. Мы старались принять его и его свиту как можно радушнее, и все всегда уезжали довольными и с радостью ехали к нам. Владыка даже спрашивал меня: «Когда же ты снова пригласишь меня?» Тогда еще он был в силе.
В один из таких приездов Владыка рассказал о том, что у трех священников нашей епархии нелады с законом. Владыка говорил с возмущением о них и обещал запретить их в священнослужении на 15 лет. Я ужаснулся– на 15 лет запрещение! Да за 15 лет они совершенно будут потеряны для церкви. Я стал говорить Владыке, что ведь и его моральная ответственность за них. Все они рукоположены Владыкой, были отзывы о них недобрые и предупреждали Владыку, по слову апостола: «Руки скоро не возлагай». В ответ на мои слова Владыка рассказал следующее: «Когда я учился в школе, мы проходили стихотворение Лермонтова «Пророк». Меня еще с детства поразили такие слова из лермонтовского «Пророка», что он читал в сердцах людей их мысли и пороки» — дословно я не помню.
Далее владыка говорил: « И тогда, еще ребенком, я ужаснулся: какой это страшный дар — читать пороки. Господи, никогда не давай мне такого дара! – со всем жаром я помолился тогда. И, видно, детская молитва была услышана. Я действительно не стал замечать пороки и плохое в людях. Для меня все люди кажутся хорошими, я не замечаю их недостатков. И теперь мне уже не переделаться, да и немного осталось…» — говорил это Владыка со слезами на глазах. Меня это потрясло!
Действительно, много лет зная Владыку, общаясь с ним, я помню такие периоды, что он никого не осуждал, ни о ком плохо не говорил. Но мне казалось, что общаясь с людьми, будучи на высоком начальственном положении, невозможно не различать людей. Ведь к архиерею поступают часто жалобы на те или иные поступки, но для Владыки Иоанна все были хорошими.
Был у меня старец отец схиархимандрит Серафим Глинский, который так же старался никого не осуждать; но это была его внутренняя работа. Он, если видел плохой поступок, старался внутренне оправдать человека, совершившего его.
Знал я и другого человека, который также старался никого не осуждать. Это ему поразительно удавалось , но, опять–таки, по- видимому, усилием воли, покрывая все благодушием или стараясь не замечать плохое. Когда приходилось от других слышать плохое о человеке, он старался промолчать, пропустить мимо эти слова, чтобы не задели души. Но у Владыки Иоанна это не осуждение было совершенно естественным, без внутреннего усилия и борьбы
Владыка Иоанн, на самом деле, очень быстро снял запрещение со всех троих священников. Два из них переехали в другие епархии, а третий, по ходатайству секретаря был назначен на один лучших приходов в епархии – в Смоленское, где опять проявил себя плохо и был переведен на приход на Молокшу. Но и там долго не удержался и в конечном итоге ушел в другую епархию…
Владыка Иоанн, как геолог, много лет интересовался вопросом подтверждения, с точки зрения геологии, библейского сказания о сотворении мира. Наверное, все, что написано по этому вопросу на разных языках – он изучил. Итогом является его труд «Библия и эволюция». Интересовался он и вопросами философии. Любил и почитал философа Николая Лосского.
Любил Владыка музыку, особенно органную, ходил слушать серьезную музыку на концерты в филармонию. Посещал и кино, и театр. Любил Владыка рисовать, даже была организована выставка его картин.
И митрополит Гурий, и архиепископ Ермоген отмечали у Владыки Иоанна некоторую светскость. Владыка Иоанн происходил из дворянской, в высшей степени интеллигентной семьи, причем, семьи не церковной в нашем понимании. В детстве учился он в привилегированной гимназии, много лет преподавал и работал в светских учреждениях, в кругу его знакомых и близких было много интеллигентных и светских людей и все это наложило отпечаток светскости; В кино, театре, живописи, музыке он всегда находил религиозный элемент.
Это светскость служила ему добрую службу. Она сближала его с людьми интеллигентными. И ему было легко общаться с ними, и им было легко говорить, чувствуя в нем человека своего круга. И многих людей ученых и интеллигентных он привел к Богу.
Вообще, как у человека высокой культуры и интеллекта, круг его интересов был очень широк. Как то на именинах протодиакона о. Александра Пижицкого, Владыка Иоанн поздравил его, отметив, что у него живой интерес к окружающей жизни; и это значит, что человек еще не стар духом. В старости притупляются интересы и сужаются. Владыка до самого последнего момента любил жизнь. Очень не хотел умирать и до последних дней сохранил живой интерес ко всему окружающему и к текущей жизни.
Была у него и внутренняя постоянная молитва. Он творил молитву Иисусову и до последнего момента при нем всегда были четки.
Замечательной чертой покойного владыки было его радушное и благодушное отношение к людям. «А-а-а, отец Михей!», « А-а-а, отец Михаил!» — так он встречал часто многих.
Покойный владыка Гурий говорил о владыке Иоанне: «Он был бы хорошим ученым». Также и епископ Ермоген говорил о нем, что владыка Иоанн был бы прекрасным ученым. Сам владыка Иоанн, как то в личной беседе, отметил, что сложилась его жизнь так, что он не стал ученым, профессором. Но такие минуты тихой грусти были редки. Он, вместе с тем, высоко ценил и был благодарен Богу за то, что Он поставил его на такое высокое служение, был благодарен за все: «Слава Богу за все».
Таков был наш незабвенный, дорогой владыка митрополит Иоанн.
Архимандрит Михей.
10 апреля 1989 года